Под давлением счастья

Прежде, чем я осуществлю задуманное, мне следует объясниться.

Меня зовут Ричард Торп. Я – вольный стрелок Суверенного Штата Пенсильвания. Неделю назад руководство направило меня в Россию для расследования убийства Грегори Корбетта, нашего посла в Москве. Честно говоря, сейчас как никогда я убежден, что имело место самоубийство, но русские не стали вмешиваться в расследование, а наше правительство желало убедиться, что они не приложили к этому свою руку.

- Даже не думай высказывать эту мысль, - велел мне Дейв. – Хотя бы намек на то, что русские причастны к смерти нашего посла, может вызвать неимоверные дипломатические осложнения. Мы ждем от тебя тонкого, продуманного поведения.

Тогда зачем было поручать это дело мне? Когда мы очищали Промзону от рейдеров или брали каннибалов Подземелья, я особых тонкостей не проявлял. Мое дело – свинец. Кто-то считает, что дело дойдет до стрельбы? Тогда я не знал ответов на мучившие меня вопросы. На большую часть из них я не могу ответить и сейчас. Но того, что я уже знаю, мне достаточно. Как бы то ни было, мне стало любопытно. И вот я уже стою на выходе из Т-порта в незнакомом городе, без цента в кармане и оглядываю терминал в надежде найти встречающего, который спасет меня из этого отчаянного положения.

Конечно, я полуркал в Сети в поисках достоверной информации о России, но доверять прочитанному не стал. Даже до Сетевых Войн у нашего коммьюнити было не слишком четкое представление о «стране медведей и балалаек», а после и вовсе никто не обладал достоверной информацией относительно того, что там происходит. Официальная документация тоже ситуацию не прояснила – засекречивали все и ото всех.

Ни информации, ни денег. Дейв сказал, что я буду на полном обеспечении консульства СШП, но ведь компу Т-порта не докажешь, что в консульстве за меня рассчитаются.

Терминал был почти пуст: ни приезжающих, ни уезжающих. Тогда я подумал, что границы закрыты. Большинство моих источников информации пугали меня тоталитаризмом и автократией, так что я приготовился к прохождению через «железный занавес» и столкновению с его последствиями. К своему удивлению, никаким таможенным процедурам меня не подвергли. Даже авторизацию в Сети не потребовали.

Допреальность услужливо перевела все надписи в терминале с русского на английский и подсветила немногих находившихся в нем людей. «Дмитрий Воробьев встречает Ричарда Торпа» - прочел я над одной из фигур.

Дмитрий увидел меня, графанул несколько приветственных смайлов и пошел мне навстречу. Мы встретились в центре зала, пожали друг другу руки.

- Здравствуйте, Дмитрий, - сказал я.

- Здравствуйте, Ричард. Зовите меня Димой, - ответил он.

- Тогда вы меня - Риком.

- Договорились, - он улыбнулся. – Мне поручено ввести вас в курс дела и доставить к консульству. Если вы не против прогуляться, мы могли бы совместить эти два дела.

Я был не против. Мы вышли из терминала и оказались на улице. Первое впечатление было довольно сильным. Широкие улицы, тротуары уставлены городскими Т-портами, сетевыми терминалами и молекулярными принтерами. Здания разбросаны на огромные расстояния и отделены от людского потока газонами, кустами, деревьями. Такие же зеленые полосы ограждают людей от наземных машин. Широкие кроны заслоняют воздушные трассы. У меня для такого обилия зелени только одно сравнение – Дикие Территории.

- Мы за городом? – спросил я. – В какой стороне Москва?

Дима засмеялся.

- Мы в Москве, на Четвертом транспортном кольце. До окраины десятки километров.

Это не было похоже ни на один город, что я видел у себя на родине. Если вы когда-нибудь были в землях Старой Америки, то вы должны знать, что наши города как можно более компактны, уходят ввысь и вглубь на сотни метров, огорожены стенами или куполами, отрезающими цивилизацию от Диких Территорий. Тогда я подумал, что русские пережили Первую Корпоративную и последовавшие за ней Сетевые Войны значительно лучше нас либо уже оправились от последствий.

Мы зашагали по тротуару, который к тому же плавно нес нас вперед.

- Как вам это удалось? – спросил я. – В смысле, вас ведь тоже задело Сетевыми Войнами, насколько мне известно.

- Задело, - сказал Дима. – Мы стали ареной боевых столкновений между Футлендом и Робокорп. Бомбили нас от Камчатки до Балтики. Москву восстанавливали из руин. А когда корпорации истощили друг друга в реальности, не меньше пострадала наша Сеть. Многие данные безвозвратно утеряны, и мы так и не узнаем то, что было известно нашим предкам.

- Судя по всему, вам досталось не меньше нашего, - посочувствовал я. – Как же вы за такой короткий срок избавились от последствий войны, если не секрет?

- Никакого секрета, напротив, идея, которую мы открыто продвигаем повсюду – идея Коллективного Блага. Она помогла нам объединить всю Европу и часть Азии, она же сплотила наши народы в великом деле восстановления страны.

- Коллективное Благо… - протянул я. – Название говорит о многом, но не могли бы вы описать суть вкратце?

- Легко, - сказал Дима. – Этому у нас учат в каждой школе, так что про Коллективное Благо я могу рассказать все.

Во время Сетевых Войн рухнула наша система, пострадали базы данных, но всеобщая витруализация осталась. Было решено использовать наработки властвовавших здесь корпораций. Каждый человек, каждая машина, каждый сохранившийся ресурс были учтены и поставлены под контроль. Жесткая система распределения ресурсов позволила избежать накопления их в одних областях и отсутствия в других. Поэтому выжило большинство населения. Через голод, через лишения мы прошли все вместе, а не только самые богатые и самые властные. Я ни в коем случае не хочу критиковать решения вашего руководства, принятые в послевоенные годы…

- Все мы делали что могли, - сказал я. Похоже, Диму такой вариант устроил, и он продолжил:

- После, когда мы наладили производство и начали выпускать собственную продукцию, а не только потреблять, этот принцип сохранился. Мы так и не вернулись к денежной системе оценки труда и стоимости товаров.

- Вы – что? – переспросил я, хотя прекрасно понял, что он имеет в виду.

- Мы не пользуемся деньгами.

До меня начало доходить. Вот почему я – на полном довольстве нашего консульства. Никаких командировочных, никаких отчетов. Мое пребывание здесь не стоит дяде Сэму ни цента. Видимо, мои мысли были достаточно ясно написаны на моем лице, потому что Дима добавил:

- За доллары Суверенного Штата Пенсильвания, равно как и за валюту любого другого государства у нас в стране вы ничего не купите.

- Как же купить-то? – не понял я.

- А вот так, - Дмитрий подвел меня к ближайшему молекулярному принтеру. – Вы голодны? Выберите себе что-нибудь.

Я прочел меню. Отсутствие ценников затрудняло выбор. Я остановился на пищевом унипаке и витаминизированной воде. В лоток распечатался мой заказ.

- И все? – спросил я.

- И все, - подтвердил Дима.

- Это не фокус? – засомневался я. – А если подойти к другому принтеру?

- К любому в городе, - с улыбкой ответил он. – А также к сетевому терминалу, Т-порту, гостинице.

- Я могу безвылазно поселится в отеле, каждый день получать обслуживание и никак за это не расплачиваться?

- В этом и заключается суть Коллективного Блага. Рабочий, который производит автомобиль, производит его не для себя, и не для того, кто может его себе позволить, а для того, кто больше других заслуживает. А заслуги мы оцениваем путем подсчета коэффициентов производительности и перевыполнения квот. Наиболее обеспечены у нас наиболее полезные. Как вы понимаете, в мире, превратившемся в одну огромную социальную сеть, произвести такую оценку не составит никакого труда. Но в конечном итоге автомобиль получат все, даже люди с самым низким коэффициентом. Если товаров или услуг у нас достаточно или в избытке, доступ к ним есть у всех вне зависимости от их заслуг. А мест в гостиницах, поверьте, у нас хватает. Взгляните сюда.

Я не заметил, как движущийся тротуар вынес нас наверх. Еда оказалась достаточно вкусной, чтобы я целиком сосредоточился на ней и прекратил вертеть головой. А зря. Дорожка, по которой мы двигались, свернула и по дуге поднималась вверх, над автострадой, над деревьями и домами, над всем городом. В высшей точке этого моста мне открылась панорама всего мегаполиса. Москва напоминала гигантскую лесную поляну. Гроздья разноцветных зданий прятались среди зарослей, купола жилых комплексов напоминали шляпки грибов. На ближайший такой купол мне и указывал Дмитрий.

Это была огромная прозрачная полусфера, разделенная на множество уровней. На каждом из уровней были построены жилые дома. Они расположились по окружности, обращаясь фасадами к поверхности сферы. Перед каждым домом была разбита лужайка. На некоторых бегали собаки или играли дети. Купол медленно вращался, чтобы каждый дом получил свою порцию солнечного света.

- Это компромисс между одноэтажной и многоэтажной застройками, - пояснил Дима. – У каждой семьи есть свой дом, который является частью многоуровневого жилого комплекса. Купол защищает их от городского шума и загрязнения, от природных стихий и несчастных случаев. Пример Коллективного Блага в действии.

- И вы даете это ваше Благо каждому по очереди в зависимости от их производительности?

- Именно так.

- Но вы же не можете отрицать, что есть профессии более важные, а есть – менее. Есть руководящие должности, а есть подчиненные.

- А вы уверены, что одна должность важнее другой? Без менеджера, завод, возможно, и не будет работать, но он точно не будет работать без электрика, отвечающего за энергоснабжение. Кроме того, нам досталось наследие Робокорп в виде миллионов роботов. И мы грамотно распорядились этим наследием. Большую часть работы выполняют машины, а люди занимаются управлением ими или разработкой новых, более совершенных систем. Так что большинство из нас в некотором роде менеджеры.

- А как же карьерный рост? Никто не захочет нести ответственность за управление заводом, если с тем же успехом можно стать рабочим и отвечать только за свой станок.

- Поверьте, захотят. Каждый житель нашего государства проходит всестороннее тестирование, которое определяет его пригодность к той или иной профессии и получает именно ту должность, которая ему подходит больше других. Многие принимают управление огромными предприятиями, не проработав на них ни дня. Только лишь потому, что они наиболее подходят для этой должности и обладают всеми необходимыми знаниями.

- Но ведь не все же хотят быть теми, кем их назначили. Вы в детстве разве не мечтали стать астронавтом или кибервоином?

- Мечтал, - снова улыбнулся Дмитрий. – И на случай несогласия у нас предусмотрено альтернативное распределение. Если кого-то не устраивает его нынешняя работа, он может сменить ее. Ему предложат следующее наиболее подходящее ему место. И так до тех пор, пока он не найдет себя. Но, как я уже говорил, тестирование всестороннее, и работа подбирается наиболее подходящая. Никого еще не разочаровало предложенное ему место.

- Окей, - тогда я сделал вид, что поверил. Теперь-то я понимаю, что, скорей всего, так оно и есть, но какой ценой достигается это всеобщее утопическое счастье? Впрочем, об этом я еще расскажу, а тогда я спросил: - С трудоспособным населением все понятно. Ну а как распространяется Коллективное Благо на детей, стариков, инвалидов?

- У вас есть дети? – спросил Дима.

- Есть… - я запнулся. – Был. Сын.

Из отвлеченной беседы об окружающих нас утопических реалиях мы совершенно неожиданно для меня перешли к обсуждению глубоко личных тем. Я вспомнил Майка и Монику, и старая боль, которую я многие годы прятал глубоко внутри, вновь прогрызла себе путь наружу. На мгновение я даже подумал, что улыбчивый засранец все знал и специально меня провоцирует. Но потом я взял себя в руки.

- Извините, - сказал Дмитрий. – Я не знал.

- Ничего, - ответил я. – Это было давно. Они с матерью погибли в послевоенные годы, во время одного из набегов рейдеров. Это одна из причин, по которой я стал вольным стрелком.

- Как бы то ни было, наше дети – наше будущее. И распространяя на них Коллективное Благо, мы инвестируем в будущее. Пенсионеров мы поощряем по прошлым заслугам, а детей – по их стремлению к будущим успехам. Каждый человек, внося свой вклад в Коллективное Благо, получает сиюминутную отдачу только от части этих вложений. Все остальное – это залог обеспеченной старости для себя и беззаботного детства для своего потомства.

- Хорошо, с вкладом в Коллективное благо мы разобрались. Ну а как же профессии, которые не производят ни товаров, ни услуг? Черт, где ваши уборщики? Соринки-то нет ни одной.

- Вообще-то это работа для машин. Но даже если бы и были, с чего вы взяли, что чисто подметенные улицы не вносят свой вклад в Коллективное Благо? Брошенная на тротуар бумажка портит вид, настроение, а значит, снижает производительность. Тысячи людей прошли бы мимо нее, вспомнили на работе, замедлились на секунду. А в результате – колоссальные потери для Коллективного Блага.

Я старательно скомкал упаковку от еды и затолкал в ближайший расщепитель. Дима заметил мою тщательность и рассмеялся.

- Я утрирую, но профессии, которые не дают непосредственных материальных благ, всегда влияют на их производство в долгосрочной перспективе. Спортсмены, художники, звезды Сети – они задействованы в индустрии развлечений, давая людям необходимый отдых и заряжая их позитивом для дальнейшей работы, то есть для производства Коллективного Блага.

- Хорошо, кажется, я начинаю понимать вашу внутреннюю экономику. Но как вы налаживаете внешние отношения? Натуральный обмен?

- Именно так. Ни золото, ни валюта не являются для нас ценностями, которые мы согласны получать от других стран. Поэтому мы меняем одни ресурсы на другие. Хотя чаще всего мы просто предлагаем излишки Коллективного Блага в качестве безвозмездной помощи. Как вы должны понимать, одна четвертая часть суши и доступ к трем океанам могут дать нам все необходимое. Так что мы редко общаемся за помощью к другим государствам. Но с радостью предоставляем ее. Вы должны понимать, это тоже долгосрочная инвестиция. Как и все, что мы делаем.

Тогда я не придал существенного значения последним словам Дмитрия. Потому что задумался: неудивительно, что русским удалось объединить всю Европу. После развала Футленда политическая ситуация там больше всего походила на средневековый феодализм. Множество мелких государств, не объединенных сильной централизованной властью, легко повелись на обещания вечной халявы и подкрепляющие их кусочки Коллективного Блага.

- Вы хотите сказать, что такие проекты как «Проксима» - тоже инвестиция?

- А что тут удивительного? – пожал плечами Дима. – Наша планета истощена, невозобновляемые ресурсы исчерпаны, а в системе Альфа Центавра есть планета земного типа. Тяжелая, холодная и безжизненная, но богатая ресурсами. Даже в случае успеха этот проект начнет окупаться не раньше, чем через сотню лет. Но ведь мы должны думать и о столь отдаленном будущем? К тому времени мы возобновим работу лунной и марсианских баз. Их шахты позволят нам продержаться ближайший век.

Мы замолчали. Дмитрий, судя по виду, витал в облаках, я – погряз в сомнениях. После продолжительной паузы он продолжил разговор:

- Но вы ведь прибыли не для того, чтобы слушать мою пропаганду. Если вам что-то понадобится в расследовании дела мистера Корбетта, мне поручено оказывать вам всяческое содействие.

- Да, я хотел бы ознакомиться с собранными вами материалами расследования.

- Дело в том… - Дмитрий запнулся. – Дело в том, что мы не проводили расследования.

- Простите? – я не понял и решил было, что таким образом он хочет скрыть от меня все наработки по делу.

- Мы не располагаем людьми, в чью компетенцию входило бы расследование правонарушений. В нашей стране не совершается преступлений.

- Да ладно! – воскликнул я. – Не говорите мне, что никто не пытается отщипнуть кусочек Коллективного Блага или разжиться им за счет ближнего своего.

- Нет, - ответил Дмитрий. – Наши граждане на это не способны.

«Ну вот, - подумал я, - Дейв меня убьет. Я вплотную подвел русского дипломата к мысли о том, что кто-то из них мог прикончить Корбетта».

- Боюсь, мистер Воробьев, я не понимаю.

- Каждый житель нашей страны подвергается обязательной инъекции геноботами, которые изменяют генетический код человека, подавляя в нем агрессию, алчность, властолюбие, психопатологии. А дети таких родителей перенимают их наследственность безо всякого вмешательства извне. К сожалению, не всего можно достичь воспитанием и распространением идей. От наследственности тоже многое зависит. Конечно, не все пожелали избавиться от той части своей «человечности», которую нейтрализуют геноботы. Для таких людей мы предоставили возможность свободного переселения в любое другое государство, которое согласно было их принять в обмен на наши услуги.

Незаметно для меня бегущая дорожка вынесла нас к зданию посольства, и теперь мы стояли перед ним. Но я не считал разговор оконченным.

- По долгу службы я побывал во множестве стран Старой Америки. Все они чем-то отличались, но ваше государство – самое удивительное из всех, что мне доводилось видеть, - я с трудом подбирал эвфемизмы. Могу спорить, в том момент в моей голове вертелись эпитеты покруче. – Кто же им управляет? Люди, которым больше других подходит эта должность? У вас демократия?

- У нас, как вы правильно заметили, уникальное государство, до сих пор не имевшее исторических аналогов. Но если проводить параллели, то наиболее подходящий политический режим – тоталитаризм. Да-да, я знаю, у вас это слово не вызывает приятных ассоциаций. Лишь потому, что в истории не было положительных примеров подобных режимов. Порочна была не идея тотального контроля над всеми сферами жизни общества. Порочна была сама власть, продвигавшая подобные идеи в собственных интересах. Но воплощение принципа Коллективного Блага невозможно без постоянного контроля каждого индивидуума и учета его деятельности. К счастью, наша власть не способна на использование своих полномочий в корыстных интересах.

- Потому что они – такие же, как и вы, генетически модифицированные «сверхчеловеки»? – я уже не мог сдержать сарказм.

- Нет, - все с той же улыбкой ответил Дмитрий. – Потому что нами управляет компьютер.

 

Следующие несколько дней прошли в лихорадочном труде. Консульство СШП было полностью в моем распоряжении. Я получил доступ к апартаментам, вещам и файлам Корбетта. Он не шпионил, нет, но собирал и передавал информацию. Я досконально ее изучил. Там не было ничего секретного, линки вели на сетевые хабы, находившиеся в свободном доступе. Скорей, это была аналитическая сводка. И лишь внимательное ее изучение позволяло осознать масштабы той угрозы, что нависла над нами.

Воробьев не шутил: страной действительно управляет суперкомпьютер. Переживший Сетевые Войны и оставшийся без инструкций корпорации, погибшей в пожаре войны, он продолжил выполнение своих функций. И когда Сетевые Войны утихли, он оказался единственным, кто сумел эффективно управлять оставшимися в его распоряжении ресурсами. Единственным, кто сохранил знания, считавшиеся утерянными во время информационных атак. Русские называют его Маленьким Братом. Юмористы. Вот смеху-то будет, если он приведет их в тот самый «дивный новый мир».

У меня нет доказательств, но я не удивлюсь, если маленький электронный ублюдок сам спровоцировал Сетевые Войны, чтобы потом под видом спасителя захватить власть над четвертью планеты и ее населением, превращенным в послушных мутантов, генетических инвалидов, посредников между компьютером и машинами. И это только начало. Даже официальные источники не скрывают того, что готовится полномасштабное продвижение идей Коллективного Блага в западный мир. Бесплатные ресурсы, медицина и образование. Наша экономика, наша власть, наше общество – все, за что мы боролись, все, ради чего погибли Моника и Майк – не устоит под натиском Коллективного Блага.

Уже слишком поздно что-либо предпринимать. Мир, который мы мечтали возродить, мы уже никогда не увидим. Нас посадят за стеклянный купол, заткнут рот халявной едой и вколют ген послушания, чтобы мы не выплевывали пищу и не сбегали из-под колпака. Мы сами создали информационный кордон, отгородились от страны, «позабывшей о принципах свободы, демократии и человечности», закрыли глаза на проблему, сделав вид, будто ее и нет.

Я не смогу жить, зная, что все усилия, все жертвы были напрасны. Сейчас я сижу перед сетевым терминалом Корбетта, в руках у меня его пистолет. В обойме не хватает одного патрона. Я прикрепляю к этому посту всю наработанную Корбеттом документацию. Надеюсь, среди вас найдутся люди сильнее меня, и у них хватит мужества бороться. А у меня осталась только моя жизнь, и я намерен распорядиться ей сам, а не отдать в угоду Коллективному Благу. Я слышу, как в ствол вошел патрон. Теперь в обойме два пустых места. Прощайте.

Оценка участников конкурса и жюри: 
0
Голосов пока нет
+1
0
-1